Арчибальд Кронин

Присосалась к книге, как пьяница к бутылке! Кажется, если бы дом загорелся у тебя над головой, ты бы все также сидела и читала!

Он побеждал, преуспевал. В своем жадном стремлении к успеху он не замечал, что эта блестящая карьера противоречит всему тому, во что он до сих пор верил

Милый, а разве нам действительно так уж необходимо богатство? Я знаю, что мне оно не нужно. К чему эти вечные разговоры о деньгах? Когда у нас их было в обрез, мы... ох, как безумно счастливы мы были! Тогда мы не говорили о них. А теперь мы ни о чем другом не говорим

Ему было только четырнадцать лет. За весь вчерашний день он съел только одну репу, которую взял на ферме Лиддля. Мир вокруг него был богат и прекрасен, а он, как дикое животное, забрался на поле и украл репу, чтобы утолить голод.

Ему было только четырнадцать лет. За весь вчерашний день он съел только одну репу, которую взял на ферме Лиддля. Мир вокруг него был богат и прекрасен, а он, как дикое животное, забрался на поле и украл репу, чтобы утолить голод

Хильда была расстроена и потому держала себя холоднее и заносчивее обычного.

— Кто же это тебе пишет?

Грэйс сперва не отвечала. Она мгновенно покраснела в темноте. Потом ответила (Грэйс не умела вывертываться и хитрить):

— Это Дэн Тисдэйл.

— Дэн Тисдэйл! — Хильда была явно шокирована, в голосе ее слышалось презрение. — Ты имеешь в виду сына булочника Тисдэйла?

— Да, — просто подтвердила Грэйс.

— Силы небесные! — вспылила Хильда. — Ты это серь­езно?.. В жизни не слышала ничего более тошнотворно-идиотского!

— Почему это идиотство?

— Почему? — фыркнула Хильда. — Почему? Неужели ты не находишь для себя унизительным заводить роман с каким-то неотесанным парнем из булочной?

Теперь Грэйс была очень бледна, а голос ее как-то особенно ровен.

— Ты умеешь говорить неприятные вещи, Хильда, — сказала она. — Но дружбы с Дэном Тисдэйлом нечего стыдиться. Таких милых писем, какие он пишет мне, я ни от кого в жизни еще не получала. Я не нахожу в этом для себя ничего унизительного.

— Ты-то не находишь, — язвительно возразила Хильда, — да я нахожу. И я не допущу, чтобы ты вела себя как влюбленная школьница. Уже и так слишком много глупых женщин пожертвовали собой ради разных «героев войны». До чего это противно! Тебе придется прекратить переписку.

Грэйс покачала головой:

— Извини, я этого не сделаю.

— Ты должна это сделать, говорю тебе!

Грэйс вторично покачала головой:

— Нет, не сделаю.

Слезы стояли в ее глазах, но в голосе звучала какая-то новая решительность, которая укротила ярость Хильды и самым настоящим образом испугала ее.

В этот вечер Хильда ничего больше не сказала. Но она заняла новую позицию, пытаясь сломить упорство Грэйс: она выказывала по отношению к Грэйс ледяную холодность, говорила с ней резко, с каким-то гневным презрением, не замечала ее. Это продолжалось целых две недели... а письма все приходили.

Затем Хильда под влиянием тайного страха вдруг переменила тактику: она стала очень приветлива, извинялась перед Грэйс, ласкала и всячески ублажала ее, водила к Кардома, в любимое кафе сестер, и там угощала за чаем всем, что только можно было достать за деньги или благо­даря знакомству Хильды с хозяйкой. Целую неделю Хильда баловала Грэйс, а та принимала это так же покорно, как раньше попреки. Потом Хильда снова сделала попыт­ку убедить Грэйс, чтобы она прекратила переписку с Дэном. Но тщетно — Грэйс не соглашалась.

Теперь можно будет извлечь из шахты тех десять человек, — сказал он серьезно. — Это-то меня и радует, Кэролайн.

Он думал, что Стэнли вернется здоровехонек, без единой царапины, в самом благополучном виде, — а он вот какой! Вот он сидит! Чтобы поверить, Джо должен был все время твердить себе, что это — Стэнли. Он незаметно посмотрел на Лауру. Она сидела с непроницаемым видом, поддерживая мужа.

Грэйс вдруг больно поразила мысль, что мир так прекрасен, а между тем в нем происходит война, которая увечит лик природы, уродует красоту, уничтожает людей. Ее юное лицо омрачилось,

Грэйс подождала, пока они уселись, затем сообщила Хильде, что ждет ребенка.