Каннибальские метафизики. Рубежи постструктурной антропологии

Таким образом, замысел названия описываемой нами книги — в намеке на то, что наша дисциплина уже пишет первые главы великой книги, которая станет ее собственным «Анти-Эдипом». Ведь если Эдип — это протагонист основополагающего мифа психоанализа, то наша книга выдвигает кандидатуру Нарцисса на должность святого покровителя или демона, оберегающего антропологию, которую (особенно в так называемой философской ее версии) всегда преследовало желание определить фундаментальный атрибут или критерий, который отличал бы субъект антропологического дискурса от всего того, что им не является, его (то есть нас) — от незападного, несовременного, нечеловеческого.

Становление, напротив, — это «противоестественная» сопричастность человека и природы; это молниеносное движение захвата, симбиоза, трансверсальной связи гетерогенных элементов (Делёз, Гваттари, 2010 [1980], с. 396, 398). «Только так и действует природа — против самой себя. Это сильно отличается от производства через филиацию и наследственного воспроизводства…

Различия трансформационного потенциала между сущими — это и есть смысл существования шаманизма, но ни одна точка зрения не включает в себя никакую другую односторонним образом. Всякая точка зрения «тотальна», ни у одной из них нет равноценной ей или подобной; с

тотемизм — это топика прерывности.

Это последнее движение является Событием или Становлением, чистым резервуаром интенсивности — той частью, которая во всяком происходящем избегает своей собственной актуализации

У артефактов двусмысленная онтология: это объекты, но они обязательно указывают на субъект, поскольку являются чем-то вроде застывших действий, материальных воплощений нематериальной интенциональности.

В действительности агенты и пассивные участники мифических событий определяются их внутренней способностью быть чем-то иным; в этом смысле каждый персонаж бесконечно отличается от себя самого, поскольку в рамках мифического дискурса он изначально задуман лишь для того, чтобы быть замененным, то есть преобразованным.

Миф — это не история, поскольку метаморфоза не является процессом, еще «не была» процессом и «никогда им не будет»; метаморфоза предшествует процессу процесса и является внешней для него — она представляет собой фигуру (или фигурацию) становления

В целом миф предлагает онтологический режим, над которым властвует текучее интенсивное различие, охватывающее любую точку гетерогенного континуума, где трансформация предшествует форме, отношение важнее границ, а интервал внутренне присущ бытию. Каждый мифический субъект, являясь чистой виртуальностью, «ранее уже был» тем, чем он «будет впоследствии», и именно поэтому он не является чем-то действительно определенным.

Ключевым моментом является не эмпирический факт непонимания, а «трансцендентальный факт» их отличия. Вопрос, следовательно, не в том, кто ошибался, и тем более не в том, кто кого обманывает. Двусмысленность — это не ошибка, не неувязка и не ложь, а подлинная основа отношения, которое ее предполагает и всегда оказывается отношением с чем-то, что имеет внешний характер.