Королева Брунгильда

История меняется в зависимости от того, кто ее рассказывает.

настоящее богатство измерялось не в деньгах и не в земельной площади. Для знатного человека было важно прежде всего обладать признаками богатства, а именно украшениями, ценным оружием, дорогими тканями, даже почитаемыми реликвиями; все это можно было выставить напоказ, демонстрируя свой социальный статус.

Узнав, что войска Лупа и Урсиона собираются столкнуться в правильном сражении, Брунгильда, «препоясавшись по-мужски [praecingens se uiriliter], […] ворвалась в середину строя врагов со словами: “Мужи, прошу вас, не совершайте этого зла, не преследуйте невиновного, не затевайте из-за одного человека сражения, которое может нарушить благополучие страны”»[411].
Рассказ Григория Турского об этом эпизоде чрезвычайно литературен и, вероятно, искажен, но тем не менее все жесты в нем многозначительны. Cingulum представлял собой пояс или, точнее, портупею для ношения меча; «препоясывание» означало, что королева вооружилась, вопреки обычаям своего пола. То есть она повела себя «по-мужски» — сильное слово, ведь Григорий Турский обычно использовал это наречие, говоря о действиях святых жен[412], которые выходили за рамки своего положения, чтобы добиться спасения во славе. К тому же эта деталь одежды не только имела простое утилитарное назначение, а воспринималась современниками как значимый символ. Cingulum militiae, «пояс публичной службы», украшенный массивной и бросающейся в глаза пряжкой, был инсигнией высокопоставленных сановников со времен поздней Римской империи. Он должен был отличать людей, которым монарх делегировал властные полномочия[413]. Через много веков рыцари феодальной эпохи еще носили такой cingulum как знак публичной власти, которую они осуществляли. Таким образом, застегнув этот пояс на бедрах, Брунгильда совершила двойное нарушение — как обычаев своего пола, так и обычаев, определяющих ее место в обществе. Оба этих акта были связаны меж собой: она могла стать должностным лицом, только став, хотя бы символически, мужчиной. Тем не менее Григорий Турский оправдывает этот поступок королевы. Прежде всего, она не узурпировала королевскую власть, причитающуюся мужчинам, а только выступила как служащий короны, некоторым образом главный чиновник своего сына Хильдеберта II. Далее, она не собиралась вести агрессивную войну: бросаясь между армиями во время шампанского сражения в 581 г., Брунгильда только выполняла первый королевский долг — обеспечивать мир между подданными.
Еще оставалось добиться, чтобы эту новую власть признали. Ведь Урсион отнюдь не желал, чтобы эта самозваная регентша вмешивалась в дела королевства. Увидев королеву между рядами противников, он крикнул ей:
Отойди от нас, женщина! С тебя достаточно того, что ты правила при жизни мужа. Теперь же правит твой сын, и королевство сохраняется не твоей защитой, а нашей. Ты же отойди от нас, чтобы копыта наших лошадей не смешали тебя с землей[414].
Тем самым одна легитимность была противопоставлена другой. Урсион защищал Хильдеберта II оружием и как его защитник претендовал на власть в период несовершеннолетия короля. На его взгляд Брунгильда как женщина и, значит, не воин выдвигала неоправданные притязания. Даже если как исключение она в тот день надела меч, это ничего не меняло.
С другой стороны, можно ли было сохранить контроль над королем, которому исполнилось одиннадцать лет, если бы его мать отказала в поддержке новым регентам? Урсион и Бертефред могли вспомнить, что в свое время Гогон столкнулся с неповиновением Хильдеберта в деле епископа Родезского. Так что лучше было договориться. Поэтому после долгих колебаний оба вожака нейстрийской партии сделали вид, что подчиняются требованиям Брунгильды и соглашаются прервать бой. Это не помешало им тайно повести войска грабить поместья герцога Лупа. Но взятую добычу они поместили в королевскую казну, демонстрируя, что это была не частная война, а полицейская операция, осуществленная от имени Хильдеберта II.
Несмотря на неожиданную поддержку со стороны Брунгильды, Луп понял, что, оставаясь в Австразии, он рискует жизнью. Он укрылся в Бургундии у короля Гунтрамна «в ожидании, когда Хильдеберт достигнет законного возраста»[415], как утверждает Григорий Турский, то есть на самом деле в ожидании, когда Брунгильде вновь удастся вернуть контроль над ситуацией.