Портреты

Увидев то или иное произведение, я мысленно выхожу из музея или галереи, где оно выставлено, и осторожно вхожу в мастерскую, где оно было создано. Там я надеюсь узнать что-то об истории его создания. Узнать об устремлениях, выборе, ошибках, открытиях, которые заключены в этой истории. Я тихо беседую сам с собой, припоминаю, как выглядит мир за стенами мастерской, и обращаюсь к художнику — может быть, моему доброму знакомому, а может быть, умершему много веков назад.

Любимый распознается не по достижениям, а по глаголам, которые могут его удовлетворить.

Ничто, как алкоголь, не заставляет человека поверить, будто бы его нынешняя манера демонстрировать себя окружающим и есть его подлинное «я», которое до сих пор было скрыто.

Однажды Моне признался, что хочет писать не вещи сами по себе, а воздух, который касается этих вещей, — окружающий воздух, обладающий свойством непрерывности и бесконечной протяженности. Если Моне способен писать воздух, значит может следовать за ним, как за мыслью. Вся разница в том, что воздух не оперирует словами, а на холсте визуально присутствует не иначе как в цвете, в мазках, слоях краски, палимпсестах, тенях, сглаживаниях и царапинах. Когда Моне подступается к этому воздуху, тот увлекает художника — вместе с сюжетом — куда-то в иное пространство. Этот увлекающий его поток уже не временной, он характеризуется материальностью и пространственной протяженностью.

В том же, 1942 году лондонцы впервые услышали по радио — было это, кажется, летом — Седьмую симфонию Шостаковича, посвященную осажденному Ленинграду. Он начал работать над ней в 1941 году, во время блокады. Для многих из нас эта симфония звучала как пророчество. Слушая ее, мы говорили себе, что стойкость Ленинграда, а затем и Сталинграда, в конце концов приведет к победе Красной армии над вермахтом. Так и случилось.
Удивительно, что музыка — одна из очень немногих неподвластных войне вещей

том же, 1942 году лондонцы впервые услышали по радио — было это, кажется, летом — Седьмую симфонию Шостаковича, посвященную осажденному Ленинграду. Он начал работать над ней в 1941 году, во время блокады. Для многих из нас эта симфония звучала как пророчество. Слушая ее, мы говорили себе, что стойкость Ленинграда, а затем и Сталинграда, в конце концов приведет к победе Красной армии над вермахтом. Так и случилось.
Удивительно, что музыка — одна из очень немногих неподвластных войне вещей.

В том же, 1942 году лондонцы впервые услышали по радио — было это, кажется, летом — Седьмую симфонию Шостаковича, посвященную осажденному Ленинграду. Он начал работать над ней в 1941 году, во время блокады. Для многих из нас эта симфония звучала как пророчество. Слушая ее, мы говорили себе, что стойкость Ленинграда, а затем и Сталинграда, в конце концов приведет к победе Красной армии над вермахтом. Так и случилось

Сицилия — остров, который приемлет страсть и не приемлет иллюзий.

И это ведет к парадоксу: незнание часто сопровождает информированность по части последних трендов

Однако ни злу, ни добру нельзя дать общего определения внутри единой нравственной типологии, потому что это силы, прилагаемые к любому действию или решению.