Другая дорога

Поэты часто погружаются в сон, когда им что-то неясно.

Когда Земля родила человек

Тогда истории было принято петь.

Волшебницу зримого мира очень легко узнать. По печальным глазам. Ни у кого на свете нет печальнее глаз — так много она повидала. Печали в них больше, чем в море воды, чем звезд на небе, песчинок в пустыне. И эта печаль бесконечна.

— Я вообще не змея.
— Не змея? А похожа!
— Я безногая ящерица. Меня зовут Желтопузик

Аяэль не на шутку перепугался и зажужжал в ответ (некоторые поэты прекрасно умеют жужжать)

ночь. Он спел песню рождения, он спел песню отваги. А потом он пропел историю о странствиях Аяэля.
Люди стояли и слушали.
А внимательней всех — Насмешник.
Он ни разу не произнес свое «Ха!».
И кто-то потом говорил, будто он смахивал слезы.

И звездочка — та, что поменьше, — осталась на небе одна.
И вот что она увидела, и услышала, и узнала.
Заскрипели деревья, затрещали кусты, зачавкал мох: кто-то шел. Послышались голоса.
— Мучело, смотри-кось, кто-то попался в яму!
— И сдается мне, не медведь. Взгляни-ка сюда, Урчало: человечьи следы!

Над макушками дальних деревьев появился краешек солнца. Он был красным. По небу над лесом тоже разлилось красное. Маленькой звездочке стало совсем плохо видно. Но она не двигалась с места и дрожала от страха.

И человек запел. Он поглаживал листья, перекладывал их — и пел песню за песней — будто сам их сложил. О том, как вставало солнце и как спускалась