В погоне за мощью

Мак-Нил слишком кратко упоминает о военных реформах Густава Адольфа, которые многие историки рассматривают как ряд фундаментальных инноваций, «военную революцию». Эти реформы включали в себя, в частности, создание нового поколения огнестрельного оружия, легких скорострельных пушек и облегченных мушкетов, частичный переход к линейной тактике. Густав Адольф создал первую массовую регулярную армию, основанную на всеобщей воинской повинности. Для содержания этой армии он создал новую финансовую организацию, провел кадастр, ввел постоянные налоги и государственные монополии. Новая армия и новая финансовая организация стали основой шведской абсолютной монархии, бюрократического «регулярного государства», с которого позднее брал пример Петр I. Валленштейн старался перенять шведскую военную тактику, но, конечно, за столь короткий срок не мог перенять ни новой конструкции пушек и мушкетов, ни принципов регулярной армии

Непригодная применительно к условиям современного боя строевая подготовка совершенно не утратила своей способности устанавливать простые социальные связи между людьми, вовлеченными в ежедневный продолжительный процесс марширования. Вполне возможно также возникновение других ритуалов и обычаев, обладающих самоподдерживающейся способностью направлять и стабилизировать поведение как в рамках вооруженных сил, так и общества в целом. Рутина и ритуалы являют собой стандартную замену верованиям опосредствованного, личностного и революционного характера. И по мере того как подобные верования, будь то марксизм или либеральная демократия, тускнеют и обращаются в набор заклинаний, остаются одни ритуал и рутина.

Проявились интересные национальные особенности – германские и британские управленцы склонялись в пользу качества и множества модификаций, тогда как американцы и русские отдавали предпочтение количеству и неохотно шли на усовершенствования, препятствовавшие полному задействованию сборочных линий. Однако стоило обстоятельствам потребовать количества, как германцы смогли изменить сложившуюся практику, для обеспечения производства максимально возможного количества боевой техники в последней стадии войны остановившись на существующих конструкциях вооружений(95*).

свою очередь, всеми средствами пытаясь избежать всего, что могло спровоцировать Гитлера, Сталин, по-видимому, мало что делал для увеличения объема военного производства или реорганизации деморализованной чистками командного состава 1937 -1939 гг. Красной Армии. Вместо этого советский диктатор старался сохранить мир путем пунктуальных поставок сырья и продовольствия, обещанных в прилагавшихся к подписанному в августе 1939 г. Пакту Молотова-Риббентропа торговых соглашениях( 80*) Это лишало британскую морскую блокаду смысла и позволяло Германии продолжать предвоенную политику уклонения от чрезмерной мобилизации.

случае с Францией это означало главенствующую роль возглавляемого Этьенном Клемантелем в координировании распределения поступавшей от Министерства вооружений продукции. Клемантель выступал с новыми идеями относительно институционализации экономического сотрудничества Франции, Италии и Великобритании в целях обуздания германского промышленного превосходства в мирное время. Вскоре это вызвало подозрения американцев относительно возможности задействования подобного экономического блока также против интересов промышленности Соединенных Штатов. В результате, когда США стали воюющей стороной, надежды и планы Клемантеля относительно постоянного экономического сотрудничества с Великобританией и Италией были отложены, а идеи межгосударственного устройства были вытеснены вильсони- анской риторикой о праве народов на самоопределение( 60*) .

тветом правительства стал знаменитый бюджет кабинета Ллойд-Джорджа 1909 г., предполагавший осуществление программ социальной помощи и перенесение тяжести налогового бремени на богатых. Он ясно продемонстрировал, что всеобщая гонка вооружений возможна лишь при наличии правительства, готового на самые решительные изменения в прежних социально-экономических взаимоотношениях. В частности, достаточно тяжелые для того, чтобы привести к ощутимому перераспределению средств в рамках общества прогрессивные налоги требовались для мобилизации необходимого для государственных нужд объема ресурсов. Усилия Палаты лордов по блокированию предусмотренных бюджетом Ллойд-Джорджа новых налогов и псевдореволюционная атмосфера, обусловленная решимостью правительства преодолеть вето пэров являлись важными составными в общем разрушении либерального общества и учреждений XIX в., достигшем кульминации в годы Первой мировой войны.

лотские офицеры начали вести внутренние войны; намеренные утечки информации в прессу в большинст ве случаев раздувались спекулятивными журналистами и простым распространением сплетен. В частности, личная вендетта между адмиралами Фишером и Бересфордом, в основном ведшаяся на страницах прессы и в парламенте, в итоге затронула почти все стороны деятельности Адмиралтейства. Флотские офицеры, которым отводились первые полосы в популярной прессе (совсем как кинозвездам немногим позже), зачастую вели себя словно избалованные дети.
Правила игры оставались неясными. Посвященная освещению случаев коррупции и расхитительства журналистика появилась лишь во время Крымской войны, и все те, кто пытался управлять общественными делами посредством газет, оказывался в крайне неприятном положении, раздираемый соображениями личной выгоды и предполагаемого общественного блага. Журналист, запускавший в обращение информацию в ущерб истине, ступал на сомнительную почву. В таком же положении оказывался и промышленник, пытавшийся путем пожертвований в избирательный фонд политика повлиять благоприятным для себя образом на предоставление флотского заказа. Крайне сомнительной также представляется мораль флотских офицеров, пытавшихся задействовать прессу для критики вышестоящего начальства или путем оглашения секретной информации оказать влияние на политику государства, поскольку их личное ощущение «высшего долга» противоречило установившимся правилам послушания и дисциплины. Однако, как наглядно показывает пример адмирала сэра Джона Фишера, именно подобными гамбитами делалась и разрушалась карьера офицеров.

риблизительно с середины XIX в. даже в случае буржуазного происхождения придерживавшийся аристократических манер класс офицерства в большинстве европейских армий сосуществовал с молодыми призывниками рядового состава, которые находили в подчинении привлекательное разрешение многих проблем, требовавших выбора в урбанизирующемся обществе. Подобный побег от тревожной неопределенности, наложенный на вызываемые строевой муштрой атавистические отголоски общности охотничьих коллективов, в период после 1870 г. определил самобытный характер армий. Последний в значительной мере носил отпечаток характерных черт, присущих армиям с длительным сроком службы, господствовавшим до тех пор, пока германцы не продемонстрировали подлинный потенциал граждан-солдат, возглавляемых профессиональными офицерами(44*).
Все это странным образом сочеталось с изменчивостью и растущей механической сложностью индустриального общества. Рутинная простота армейской жизни требовала стандартизированного вооружения и ритуализированной муштры. Даже умудренный Генеральный штаб, который в 1864- 1871 гг. привел пруссаков к стольким громким победам, после триумфа над Францией стал выказывать неприятие технологических перемен.

Благодаря знанию альтернативной модели руководство Вулвичского арсенала было готово к подобному повороту. Она называлась «Американской системой производства», поскольку была разработана в 1820 – 1850 гг. на Спрингфилдском арсенале (Массачусетс, США) и среди частных производителей стрелкового оружия в долине р. Коннектикут. Основным принципом было использование автоматических или полуавтоматических фрезерных станков для производства деталей заданных размеров(13*). Эти машины производили взаимозаменяемые части, так что винтовка могла быть собрана без дополнительных шлифовки и пригонки, необходимых при менее точном ручном производстве. Разумеется, фрезерные машины стоили дорого и призводили куда больше отходов, нежели опытный мастер с молотком и напильником. Однако в условиях объемного спроса на ружья и экономики массового производства автоматические устройства окупались многократно.
Методы американцев стали известны англичанам благодаря Великой выставке 1851 г., на которой Сэмюэль Кольт продемонстрировал свои револьверы и взаимозаменяемость их частей путем разборки нескольких экземпляров, перемешивания частей и затем сборки боеготовых образцов.

несмотря на новую мощь, которой революционный идеализм и административное воплощение идей свободы и равенства наделили французов в 1792- 1815 гг., европейские правители и военные настойчиво продолжали отдавать предпочтение старым надежным методам. Соответственно, традиции и модели армий и флотов Старого режима пережили штормовые революционные годы без особого ущерба. Вооружение почти не изменилось; консервативные командиры быстро расправились с многообещающими нововведениями. Наполеон расформировал учрежденную в 1793 г. службу наблюдения с воздушных шаров, а Веллингтон прямо отказался использовать ракеты Конгрева (которые, несмотря на трудности в обеспечении требуемой точности, доказали эффективность в поражении площадных целей – городов и фортов)(65*).
После 1815 г. «испытанное и надежное» казалось правителям Европы и их военным советникам гораздо более безопасным. Уцелели некоторые остатки военных времен – дивизионная и корпусная организация, бывшие в 1790-х новинкой, стали к 1815 г. нормой. Возросшие опора на карты и объем штабной работы также в основном воспринимались как данность, поскольку увеличение армий до огромных размеров в 1792-1815 гг. не сменилось масштабной демобилизацией послевоенного периода. Например, Россия почти не сократила свою армию, в течение десяти лет после победы над Наполеоном оставляя под ружьем 600 тыс. человек( 66*) . Усовершенствованная в техническом отношении полевая артиллерия стала стандартной во всех европейских армиях.