Продавец прошлого

Полагаете, жизнь просит у нас сочувствия? Не думаю. Жизнь просит нас насладиться ею.

Вам известно, что сказал Хаксли [56] ? Счастье никогда не бывает грандиозным.

Я хочу представить вам моего друга Эдмунду Барата душ Рейша, экс-агента Министерства госбезопасности.
— Экс-эго! скажите лучше, экс-человека! Примерного экс-гражданина. Эксклюзивный экспонат экзистенциальных экскрементов, экстатического и экспрессивного эксплантанта

Фернанду Пессоа превратил прозаическую биографию мелкого конторского служащего в «Книгу тревог», которая, возможно, является самым интересным произведением португальской литературы

Лучшие портреты не те, что характеризуют личность, а те, что характеризуют эпоху.

Мне на память пришла лишь чья-то фраза:
— Ненавижу ложь, поскольку она являет собой неточность.
Жузе Бухман узнал цитату. Мгновение взвешивал ее, измеряя прочность и механику слов, эффективность:
— Правда тоже неоднозначна. В противном случае она была бы истиной, невероятно далекой от человека.
Он все больше оживлялся, по мере того как говорил: «Вы процитировали Рикарду Рейша[42]. Разрешите мне процитировать Монтеня:

— Он был негодяем и не ведал о том. То есть был самым что ни на есть настоящим негодяем.
Вот что я ощутил в тот самый момент, когда открыл глаза и увидел скорпиона.

— Действительность мучительна и далека от совершенства, — говорила она мне, — такова ее природа, поэтому-то мы и отличаем ее от снов. Когда что-то кажется нам прекрасным, мы думаем, что это всего лишь сон, и надо ущипнуть себя, чтобы увериться в том, что мы не спим: больно — значит, не снится. Реальность ранит, пусть в какие-то мгновения она и кажется нам сном. В книгах присутствует все сущее, зачастую оно изображено более правдиво и не причиняет настоящей боли, как все то, что существует в действительности. Между жизнью и книгами, сынок, выбирай книги.

Я купил револьвер в ружейном магазине, в каких-нибудь двух шагах от дома; я никогда не заходил туда раньше, и владелец меня не знал. Потом купил детектив и бутылку джина. Пошел в отель на берегу, с отвращением выпил джин большими глотками (алкоголь всегда вызывал у меня отвращение), и лег на кровать, чтобы почитать книгу. Я полагал, что джин вкупе с раздражением от примитивного сюжета придаст мне смелости, необходимой, чтобы приставить револьвер к затылку и нажать курок. Однако книга оказалась неплохой — и я дочитал ее до конца.

Когда дело идет к старости, у нас остается только уверенность в том, что скоро мы будем еще старее. Сказать о ком-то, что он молод, будет, как мне кажется, неправильно. Кто-то молод — это все равно что стакан стоит себе целый и невредимый за считанные мгновения до того, как упасть на пол и разбиться.