Нью-Йорк. Заповедник небоскребов, или Теория Большого яблока

Я начала роман с этим городом так, как начинают все великие любовные истории – без мысли о том, как ее завершить.
Шерил Стрейд

Дело в том, что Нью-Йорк живет в коллективном разуме человечества как параллельная, но до мелочей знакомая реальность, просачивающаяся по каплям в нашу обыденную жизнь с киноэкранов, из наушников и книг. Вместе с героями фильмов и романов мы, сами того не подозревая, топчем манхэттенские мостовые, записывая на роговицу глаза силуэты его небоскребов. Из тысячи оттенков мы способны узнать бирюзу коробочки Тиффани, цыплячье-желтый цвет нью-йоркского такси и замшелую бронзу статуи Свободы. Пар, вырывающийся из тепломагистрали в Черемушках, моментально переносит нас в дождливый вечер из фильма «Охотники за привидениями», а все, кто видел финал «Кинг-Конга», могут с закрытыми глазами нарисовать шпиль Импайр Стейт Билдинг. Мы генерируем фальшивые воспоминания о вкусе соленых калачей с тележек уличных торговцев, наши уши помнят гулкий звук шагов в залах музея Метрополитан, мы точно знаем, что на этих тротуарах лучше сторониться вентиляционных решеток, чтобы не получилось, как с платьем у Мэрилин Монро, а ловить такси нужно лихим посвистом, как делала Холли Голайтли. У каждого из нас есть свои нью-йоркские альтер эго, живущие в городе нашей мечты.

Верность своей команде – одна из самых бескорыстной проявлений лояльности, на какую только способен человек, и если на протяжении жизни американец может дрифтовать между демократами и республиканцами, то менять футбольных кумиров здесь считается верхом коварства, ведь их чаще всего наследуют от отца к сыну.