Николай I

Закончился столь тревожный всякими событиями 1831 год; для России наступило мирное восемнадцатилетие, продолжавшееся без перерыва до венгерской войны 1849 года. Чего только не могло быть достигнуто для благосостояния России при столь благоприятной обстановке! Но го­сударь был уже не тот, каким он явился на престоле в 1825 году; польская революция довершила пагубное влияние, оставленное в уме Николая Павловича событиями 14 декабря. Отныне император стал все более и более склоняться на сторону абсолютизма, погубившего его отца и столь много повредившего его брату в общественном уваже­нии. Направление, данное дальнейшим ходом царствования императора Николая, привело принца Евгения Вюртембергского к следующим размышлениям:
«Я сказал бы императору Николаю: испытай свое сердце, и ты уви­дишь, что оно благородно, доброжелательно и склонно ко всему вели­кому; не обманывай самого себя насчет собственных чувств. Про­тяни Европе братскую руку и не делай ни для кого исключения. От­крой двери своего государства просвещению и торговле! Ты сам на­столько великодушен, человеколюбив и вместе с тем тверд и решителен, что тебе предначертано играть блестящую роль во главе могущественнейшего государства. Тебе следует стать во главе всякого доброго начинания и презирать крикунов; но если ты не тиран, то не старайся же казаться им!»

Польский мятеж кончился; но для России вожделенный мир сопровождался новым злом: в Европе появилась польская эмиграция. Десятки тысяч человек рассеялись по всему миру, утратив отечество; интересы их и испытанные невзгоды требовали выставлять себя и Польшу жертвами тиранства и гонений; они понесли свою ненависть и вопль против России в Париж, Лондон, Бельгию и Америку. Образовавшейся тогда эмиграции обязаны мы были с 1831 года враждебным настроением общественного мнения в Западной Европе к русскому правительству, выражавшимся при каждом удобном случае и словом, и делом.

Но государь хотел сам все лично видеть и потушить бунт в его начале. Он отпра­вился в поселения совершенно один, оставив императрицу в последнем периоде ее беременности и в смертельном беспокойстве по слу­чаю этой отважной поездки. Постоянный раб своих царственных обя­занностей, государь исполнял то, что считал своим долгом; ничто, лично до него относившееся, не в силах было остановить его.