Прежде чем я усну

миг, когда чувство вины и желание остановиться уступают похоти и уверенности, что остановиться уже невозможно.

Я не могла представить, как провожу свою жизнь. Не могла понять, как можно жить так бессмысленно день за днем.

Бен взглянул на снимок из-за моего плеча:
– Ему здесь месяцев шесть. Давай-ка посмотрим. Кажется, это тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год.
Значит, мне здесь двадцать семь лет. Целую жизнь назад.
Жизнь моего сына.

Входит Бен, ставит на столик поднос. Тосты, две чашки кофе, молочник.

— Все нормальн

Что было потом?
Он взглянул на меня и сжал мою руку:
— Потом ты потеряла память.
Память. В конце концов все сводится к этому. Все на свете.
Я снова посмотрела на город, раскинувшийся внизу. Солнце клонилось к горизонту, тускло сияя сквозь пелену облаков, на траву ложились длинные тени. Я поняла, что скоро стемнеет. Солнце совсем скроется, взойдет луна. Закончится и этот день. Еще один потерянный день.
— У нас не было детей, — произнесла я.
И это не было вопросом.
Он не ответил, но обернулся ко мне. Взял мои руки в свои ладони, потер их, словно согревая, и сказал:
— Нет. Не было, родная.
На его лице была грусть. Он сожалел о себе или обо мне? Я не могла разобрать. Я не сопротивлялась, не отнимала рук, пока он гладил их. Я поняла, что, несмотря на абсурдность ситуации, чувствую себя с ним в безопасности. Я видела, что он добрый человек, думающий, терпеливый. Какой бы кошмарной ни казалась моя ситуация, все могло быть намного хуже.
— Но почему? — спросила я Бена.
Он не ответил. Только посмотрел на меня, и на его лице отразилась боль. Боль и обида.
— Как все произошло, Бен? — спросила я. — Как я стала такой?
Я почувствовала его напряжение.
— Ты уверена, что хочешь знать?
Я неотрывно глядела на девочку, катающуюся вдалеке на трехколесном велосипеде. Я понимала, что не впервые задаю бедняге этот вопрос, и ему не впервой рассказывать мне все в подробностях. Возможно, я спрашиваю его об этом каждый день.
— Да, — ответила я и поняла, что сегодня кое-что будет иначе, ведь я собираюсь записать то, что он мне поведает.
Бен сделал глубокий вздох и начал:
— Был декабрь. Скользко. Днем ты была на работе. Потом пошла домой, короткой дорогой... Свидетелей не нашли. Неизвестно, то ли ты уже переходила дорогу, то ли машина, которая тебя сбила, заехала на тротуар, но очевидно, ты перелетела через капот. Ты была в тяжелом состоянии. Сломаны обе ноги, рука и основание черепа. — Он замолчал.
Слышался далекий гул города. Неслись машины, пролетел самолет, ветер шевелил верхушки деревьев.
Бен сжал мою руку:
— По всей видимости, при падении ты ударилась именно головой, потому и потеряла память.
Я закрыла глаза. Я не помнила никакой аварии, поэтому не ощущала ни возмущения, ни даже огорчения. Как ни странно, меня наполнила тихая печаль. Пустота. Легкая рябь пробежала по поверхности озера моей памяти.
Он снова сжал мою руку, и я накрыла его руку своей, ощутив холодный металл его обручального кольца.
— Чудо, что ты выжила.
Я вся похолодела.
— А что водитель?
— Он не остановился. Скрылся с места происшествия. Мы так и не узнали, кто это был.
— Но как же так? Как это можно — сбить человека и просто скрыться?!
Бен не отвечал. Не знаю, какого ответа я ждала. Я подумала о том, что прочла о нашей встрече с доктором Нэшем. Как там он сказал: неврологическое расстройство. Структурное или биохимическое. Гормональный дисбаланс. Я приняла как

Невозможно представить. Я уверена, это какая-то чудовищная ошибка, и все же ошибки нет. Вот она, правда — в зеркале наверху, в морщинистых руках, которые поглаживают сейчас альбом. Оказывается, я совсем не та, какой себя представляла, проснувшись утром.
Но кто же это был? Кто та женщина, которая проснулась в незнакомой постели и думает только о том, как сбежать? Я закрываю глаза. Меня словно уносит поток. Не за что ухватиться. Я чувствую потерянность.

Должно быть, он много знает обо мне, но мне все равно кажется, что я проснулась в чужом доме и собираюсь завтракать с незнакомцем в надежде улучить удобный момент, чтобы попрощаться и поехать домой.

— Я люблю тебя, Кристин, — говорит мужчина.
Я знаю, что должна сказать: «и я тебя», но не могу. Я ничего не говорю. Какая тут может быть любовь? Он мне чужой. В голове хаос, нужно столько всего понять.

– Кристин! Дорогая, я дома!

– Нет, – ответила я. – Нет у него шрама.

В трубке раздался звук, будто Клэр тяжело вздохнула или у нее перехватило дыхание.

– Тот, с кем ты живешь, – сказала Клэр, – я не знаю, кто он. Но это точно не Бен.

Когда я сказал, что вы живете с Беном, она удивилась. Я спросил, отчего так.

– И что же, – услышала я свой собственный голос, – что она ответила?

– Простите, Кристин, но послушайте меня. Она сказала, что вы с Беном в разводе.