Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых

Поиск государственных мер для преодоления первородного греха не может быть последовательным политическим проектом

Пруст ассоциировал положение еврея – изгоя в высшем обществе с судьбой скрытого гомосексуалиста в католической культуре.

когда в текстах Адорно я нахожу, что альтернативой капиталистической системе является утопия, то могу только похвалить автора за честность, поскольку это просто другой способ сказать, что никакой альтернативы не имеется.

Люди в наших обществах обладают вещами, включая труд, и могут свободно ими распоряжаться. Они способны покупать, продавать, накапливать, сберегать, делиться и отдавать. Они могут свободно пользоваться всем тем, что дает им свободный труд. Даже, если захотят, ничего не делать и выживать при этом. Можно отнять у людей свободу покупать и продавать; принудить работать на условиях, которые они не приняли бы добровольно; конфисковать собственность или запретить тот или иной ее вид. Но если таковы альтернативы «капитализму», то, пожалуй, реальной альтернативы, кроме рабства, нет.

Поэтому первостепенная задача правых – спасти язык политики: вернуть в поле зрения то, что так энергично изгоняет оттуда жаргон. Только тогда, когда мы заново обретем естественный язык, мы сможем ответить на тяжелые обвинения, которые левые постоянно предъявляют нашему миру.

Начиналась эпоха «интеллектуального труда», когда интеллектуал занял место почетного члена рабочего класса

Он отверг националистические идеи, которые, как он полагал, привели к Первой мировой войне, и выступал за объединенную Европу и новый интернационализм как единственный путь к мирному будущему.

В обоих мы видим страну, расколотую подозрениями, находящуюся в поисках патриотизма, который так часто, кажется, ускользает от нее, и по-видимому, лишенную духа жертвенности, который оживляет (сколько бы ни было в нем ностальгии и самообмана) английскую литературу времен Первой мировой войны.

сделать свою веру неотделимой от французской земли, подобно тому как англиканская вера стала неразрывно связанной с английским пейзажем благодаря викторианским писателям и поэтам.

Удивительно ли, что многокамерная тюрьма с ее системой регулярной записи событий, принудительным трудом, с ее инстанциями надзора и оценки и специалистами по нормальности, которые принимают и множат функции судьи, стала современным инструментом наказания? Удивительно ли, что тюрьмы похожи на заводы, школы, казармы и больницы, которые похожи на тюрьмы? [Foucault, 1977, p. 227–228; Фуко, 1999, c. 334]