Классное чтение с Екатериной Шульман

Наши внуки все равно будут читать Чуковского своим внукам, потому что он знал что-то базовое даже не про то, как люди читают, а про отношения ребенка с языком. Поэтому он останется навсегда. «Крокодила» перечитываю каждый раз с новым ребенком, и каждый раз что-то новое интересное нахожу. Это свойство качественного текста.

Финал «Приглашения на казнь» — это финал «Алисы в Стране чудес». Тот момент, когда Алисе собираются отрубать голову и она говорит: «Да кто вас боится, вы всего-навсего колода карт», — и карты взвиваются в воздух, волшебная страна рассыпается, она просыпается, — это финал «Приглашения на казнь». Когда Цинциннат лежит на плахе, ему тоже собираются отрубать голову, вдруг он думает: «А что я тут лежу?» И он встает. Ему говорит: «Стойте! Стойте! Куда же вы? Все же было готово!» И он уходит. И весь этот мир, в котором он жил, страдал и, как ему казалось, сидел в тюрьме, исчезает. Как понимать концовку этого романа — открытый вопрос.

Эту книгу я считаю наиболее выдающейся из всех семи волковский повестей. Я читала шесть, и вторая, по-моему, самая лучшая.

Классика хороша тем, что мы ее перечитываем каждый жизненный цикл — и каждый жизненный цикл находим что-то новое. И не важно сколько вам лет. Никто не может судить о том, когда лучше читать Толстого.

Мне кажется, что «Преступление и наказание» — вещь тяжелая. А «Бедные люди» — это такой лайт-Достоевский: еще не настолько жуткий, каким он стал после каторги, но при этом Достоевский — уже понятны его основные темы, его язык, его обстановка — петербургская нищета.

Дикость этого текста на свежего человека всегда производит ужасающее впечатление. И бедным учителям нужно приложить очень много усилий для того, чтобы каким-то образом объяснить детям, что это вообще все такое, зачем это нужно читать и почему положительные герои являются положительными. Хотя персонажи там представляются как набор монстров разнообразной степени монструозности — глаз там не отдыхает ни на ком.